— В последний раз, — прошептали губы. Я чувствовала опьяняющий поцелуй, от которого по щекам текли слезы.

— Это все, что я могу тебе дать. Это все, что я могу себе позволить, — задыхался голос. — Это был первый и последний раз.

— И все-таки ты человек, — прошептала я, дрожащей рукой прикасаясь к его щеке. — Чудовища, о котором ты говорил, не существует…

— Зато есть то, что сильнее меня. Желание обладать любимой женщиной, — произнес он, резко открывая двери. — А теперь уходи.

Дверь за мной закрылась. А я стояла в тускло освещенном коридоре. По щеке катилась слеза. Я смахнула ее и выдохнула.

Глава тринадцатая. Паук в собственной паутине

Я бежала по коридору, пытаясь отогнать наваждение. «Это в последний раз», — звучало в моей голове.

— Все, успокоилась. Ты идешь к ребенку! — прошептала я перед дверью.

Ненасытное сердце только распробовало, и уже требовало еще. «В последний раз!», — повторила я, вспоминая вкус чужих губ. И сердце заныло.

Я вошла в комнату и тут же бросилась к малышу. Он лежал на подушке, весь обмотанный собственной паутиной.

— Как же тебя угораздило, — прошептала я, разрывая паутинку. Малыш бросился мне на шею. И обнял всеми лапками.

— Ипусий слусяй! — заметил он.

— Ипусий, согласна, — улыбнулась я, снимая с него остатки паутины.

Он слез с меня и …. Что? Опять? Да что ж такое! На меня смотрели несчастные глазки узника собственной паутины.

— У вас с папой это семейное? — улыбнулась я, бережно распутывая любителя макраме. Сердце предательски сжалось, но я не подала виду.

— Папа, — повторил малыш, натужно выдавая свежую порцию паутины.

— Ну! Давай! — сжала я кулачки, переживая за малыша. — Ну вот опять!

Мой взгляд пробежался по комнате. Может, его посадить в уголок? Там ему будет удобнее?

Следующие пятнадцать минут показали следующее. Паутины мало не бывает. Угол не спасает. Мы отлично собираем пыль.

— Апчхи! — произнес паучок. И потерся лапкой.

— Это просто паутинка, — ободрила я страдальца. Я даже не знала, что придумать. — Нужно закрепить кончик паутинки. А потом бегать вокруг нее!

— Путанка! — обрадовался малыш. Меня смущало лишь ударение.

— Вот что мне с тобой делать? — сдула я прядь волос с лица. И тут мне на глаза попался клубок. Большой клубок с ниткой, который принесла служанка.

Я резко выдохнула, схватила клубок, завязала узлом платье и засунула клубок себе в трусы. Кончик нитки торчал наружу.

— Путанка! — обрадовался малыш.

— Смотри и учись, — сглотнула я, вставая на четвереньки. Привязав паутинку к ножке стула, я поползла вперед.

— Видал? — шмыгнула я носом. Клубок разматывался и щекотал попу, но что не сделаешь ради примера! — Закрепил и дальше плетешь!

Я вошла во вкус. Клубок в трусах разматывался. Я оббегала комнату на четвереньках. Иногда я подныривала под нитями, иногда перелезала через них. Паукан сидел на подушке с открытым ртом.

Достаточно было вспомнить, как это делал папа. Все-таки не зря я пришла в тот зал.

Смущало лишь то, что на попе у меня не было глаз. Поэтому приходилось плести наугад. Иногда я делала опасные прыжки. Половина из них заканчивалась благополучно. Вторая половина пополняла словарный запас наследника.

Где-то краснел мой диплом о высшем образовании. Но ниточка разматывалась. А няня из гарцующего пони превратилась в юркого партизана.

— Ну как? — гордо спросила я, показывая свою работу.

Однажды в кружке макраме, в эпоху махрового детства, мне сказали, что у меня руки растут не из того места. О, как они были правы!

— Ипусий слусяй! — восхитился малыш.

Он смотрел на меня, как на своего кумира! И готов был просить автограф. Но у меня были заняты руки. Я сматывала обратно свое творение.

— Давай вместе! — предложила я, отдуваясь за всех арахнидов вместе взятых.

Паутинка прилипла к стулу. Ниточка была привязана к его ножке на бантик.

— Бежим-бежим-бежим! — подгоняла я, чувствуя, как клубок натирает попу. Рядом разматывалась тоненькая серебристая паутинка.

— Смотри, делай красивую! — вертела попой я, стоя на четвереньках. Паукан взобрался на кровать, потом юркнул под нее, и вынырнул с другой стороны.

— Уи!!! — радовался он.

Я чувствовала, что проще было бы отловить паука и потребовать с него мастер-класс!

— Мы плетем паутину, чтобы охотиться! Поэтому после того, как сплели паутинку, нам нужно что сделать? Правильно! Спрятаться! — пояснила я.

И тут же спряталась под столом вместе с юным охотником. Вся комната была в нашей «паутине». На попе у няни была мозоль. Зато на душе радость.

Не могу сказать, что у нас получилось ажурное кружево. Скорее кошмарное нагромождение ниток и паутины. Но мы были очень горды. Для нас двоих это было достижение.

— Мы выжидаем! — прошептала я таинственным голосом. — А вдруг кто-нибудь попадется?

— Мух… уя! — согласился паукан. Он был в восторге.

— Еще не уже! — остановила я охотника, который собрался лезть и проверять добычу. Ой, зря я это сделала.

— Узе? — каждые пять секунд спрашивал юный любитель кружевных салфеток.

— Пока ничего не попалось! — покачала головой я. — Но мы ждем!

А потом он задумался и притих. Вид у него был директорский. Сосредоточенный. Еще бы! Процесс очень важный! Тут нужна полная концентрация всех сил.

В воздухе запахло неладным. Пока еще просто запахло.

— Горшок! — спохватилась я, увидев его в другом конце комнаты.

Словно партизан под обстрелом я ползла по полу за нашим лучшим другом. Пригибая голову, я тянула руку к заветной ручке.

Я вытянула ногу, зацепилась пальцами за ручку и потащила горшок к себе. Горшок упирался! Он цеплялся за свою девственность, как мог. Но я была неумолима!

Предстоял тяжелый путь обратно. Я снова ползла под нитями, подныривая под ними. Впереди я толкала горшок.

Успела! Схватив юного директора, я водрузила его на трон. Паукан обхватил его всеми лапами и задрожал от усердия.

В последний раз я видела что-то подобное в передаче про космос и Юрия Гагарина. Когда камера показывала старт ракетоносителя. Не хватало только хроники первого полета на заднем плане.

Юный Гагарин упорно пытался взлететь вместе с горшком. Мне казалось, что еще немного, и медный шаттл покинет стратосферу.

Судя по глазам, первая ступень была сброшена. Мир замер в ожидании. Все! Паукан свалился с горшка и посмотрел на меня с гордостью. Я пустила скупую слезу.

— Узе? — спросил он, вспомнив, что мы в засаде.

— Нет, не попалось, — с улыбкой ответила я, отодвигая горшок. Я подтягивала трусы. Резинка ослабла. После таких приключений, они будут терпеливо ждать, когда я выйду замуж и поправлюсь.

— Узе? — нервничал маленький охотник, заглядывая в глаза.

— Когда паутинка задергается, то значит, в нее что-то попалось! — успокаивала я.

Малыш уже зевал. Я вылезла из-под стола с ним на руках.

— Ловушка расставлена. Мы с тобой ложимся спать. А утром проверим! — пояснила я, гладя пушистую попу. Она сегодня молодец.

Кое-как я вылезла и положила малыша на подушку. Он зевнул и свернулся трогательным клубочком. Я достала мятое пирожное и спрятала его в паутинке. Это — наша добыча! Только тс-с-с!

Я залезла под одеяло, осмотрела комнату. И задула свечу. Только я закрыла глаза, как почувствовала, что меня трогают. Это была не пушистая лапка. А маленькая детская ручка.

Открыв глаза, я увидела красивое личико темноволосого мальчика. По виду ему был примерно годик. Странно, но я помню его еще трехмесячным младенцем.

Маленькая ручка изучала меня. Я осознала страшную вещь. Наступила стадия взросления «Маленький садист познает мир».

Раньше у меня не было претензий к моему носу. Он казался мне вполне симпатичным. И отлично выполнял свои функции.

Он замечательно дышал, сморкался и чихал. Бывало сопел, если мне что-то не нравилось. Иногда он сдавал площадь в аренду болючим прыщам. Но в целом нос меня устраивал.