В углу стоял паукан. А поскольку он сидел у меня на голове, то в углу приходилось стоять мне. «Шапочка наказана!», — мысленно вздохнула я, не сильно веря в королевскую справедливость.

Наказанная шапочка обхватила мою голову и раскаивалась со страшной силой. Паукан громко сопел и храпел. Я мрачно изучала узор золотых обоях. И считала цветочки. Восемь… девять… десять… А теперь лепестки!

Я тяжко вздохнула. И покраснела, вспоминая свое падение. Я честно будила совесть. Но она не просыпалась.

Риордан ушел.

— Выйдете, когда я вернусь, — прозвучал его голос перед хлопком двери.

А мы все стояли и стояли. Точнее, стояла я, а паукан ворочался на голове и сладко посапывал. Прямо чувствовалось, как он переживает за содеянное. Как раскаивается. И честно обещает больше так не делать!

Время шло. Я терпеливо повторяла таблицу умножения. Позор! Я забыла таблицу умножения на восемь. Надеюсь, что это не самый критический недостаток для няни?

Стихи Пушкина кончились. Песни, которые я знала наизусть, тоже.

Мы все стояли, стояли, стояли. Я попыталась сдвинуться, но меня удержала липкая и противная паутина.

Часики тикали. Я подумывала подать в розыск. Пропал мужик неземной красоты. Рост высокий. Особые приметы. На голове корона. Вернись, мы все простим!

Ноги уже болели и требовали мягкой посадки попы на что-нибудь мягкое. Паутина прилипла к волосам. Цветы на обоях были пересчитаны и классифицированы по сто раз.

Паукан храпел, подергивая ножкой мою нижнюю губу. Я выкатила ее, как в детстве. В знак смертельной обиды.

Спать хотелось неимоверно. Поэтому я клюнула носом в угол. Понюхала цветочки на обоях, так сказать.

Из всех ролевых игр, которые мне предлагали мужчины в качестве наказания на женскую красоту, эта была самой скучной. Никакие плетки, наручники и прочая сбруя не шли ни в какое сравнение с монотонной пыткой стояния в углу.

Я чувствовала, как засыпаю. Еще бы! Ночь была бессонной. А на мне раздавался соблазнительный храп. Мой нос чертил линию «хыр-хыр», неумолимо сползая вниз.

К тому моменту, когда веки слиплись, я была уверена, что родилась в этом углу. И провела в нем все лучшие годы своей жизни.

Сквозь сон послышался знакомый голос: «Я что-то забыл!». «Да! Подписать налоговую ведомость!», — слышался голос незнакомый. — «И рассмотреть прошения о помиловании на ваше имя! И еще ответить на четыре письма из соседних королевств по поводу будущего торгового союза!».

— Нет, я забыл что-то важное, — послышался знакомый раздраженный голос. — И просил напомнить. Еще с утра.

— Вы просили напомнить, чтобы мы приостановили переговоры с… — перечислял незнакомый заискивающий голос.

— Нет, — отмахнулся Риордан. — Другое.

— Просили напомнить, чтобы в комнате наследника поставили магические печати защиты от магии проникновения… Просили напомнить про нормальное платье для няни. Еще с утра. Вы отдали распоряжение, чтобы к вечеру его пошили. Уже вечер, поэтому…., - учтиво перечислял слуга.

— Няня!!! — заорало его величество. Дверь распахнулась. Я почувствовала, как меня вытаскивают из паутины. Как взваливают на руки и кладут на кровать.

Я открыла глаза, сонно глядя на бледное лицо и черные волосы. Несколько прядей выбилось из-под короны. Бледные губы приоткрылись, словно хотели что-то сказать. Но тут же сомкнулись, намекая, что передумали.

— Я уже запомнила, что на люстре кататься нельзя, — вяло произнесла я. — И что на кровати прыгать тоже ни-ни!

Я смотрела в его глаза, чувствуя, словно они затягивают меня внутрь. Чернота его зрачка расширялась и превращалась притягательную бездну. Мне показалось, что даже если бы я хотела, то не смогла бы оторвать взгляда.

Опьяняющее чувство какого-то нежного восторга накатывало с каждым разом все сильнее и сильнее. Глаза приближались. Моих губ коснулись пальцы.

Смесь опасности и очарования, смесь безобразия и красоты заставляли сердце возбужденно вздрагивать. Морозом по коже скользил его взгляд. Он очаровывал и обжигал. Растворял и завораживал.

Чужое дыхание приближалось к моим губам. Я чувствовала, как сердце вздрагивает.

Мои бессовестные губы приоткрываются и ловят каждый чужой вдох. Я даже подалась вперед, забыв обо всем. О том, что сегодня не ела. Что мои ноги по степени волосатости уже могут смело соперничать с лапками паукана.

Чем ближе к моим губам приближались чужие губы, тем слаще становилось чужое дыхание.

Улыбка на чужих губах хищно расцветала. Она пугала и завораживала одновременно. Его губы и глаза словно шептали: «Как сладко умирать в моих объятиях…».

Глава одиннадцатая. Кусь!

— Ай! — внезапно дернулась я. Стоило поерзать, как проклятая пружина решила отомстить еще раз! Но уже симметрично.

— Ой! — я прижала руку к губам.

Риордан прижал руку к лицу. Его только что боднула головой задорная няня и почетный председатель клуба «Садомазо».

— Прекрати так делать! Прекрати меня дразнить! — стиснуло зубы его величество. Он отвернулся. — Все! Вон в вашу комнату! Чтоб я вас не видел!

Молчаливый слуга нес подсвечник. Я несла наследника, который икал. Перед глазами стояла фигура, опирающаяся рукой на стену. Я видела, как плечи ее поднимаются от тяжелого дыхания.

— Ип-ип-ип, — пищал на руках пушистый комок моих нервов.

Дверь со скрипом открылась. Я вошла в знакомую комнату. Вместо моей старенькой кровати стояла новая. С роскошным парчовым покрывалом.

Три очаровательные подушечки кокетливо выглядывал из-под покрывала. Мне хотелось поинтересоваться по поводу стоимости тумбочки с золотыми ручками. Так сказать, заранее.

— Ип! — икнул паукан. Из его рта текла слюнка мне на пальцы.

— Дихлофос! — букнула я на него, в надежде напугать. — Тапок! Ремень!

На меня посмотрели с сочувствием. Я очень трусливая няня, которая боится таких элементарных вещей.

Я потрогала его и почувствовала, что или я замерзла, или паукан горячий. На всякий случай я уложила его колыбельку.

— Его величество приказал вам завтра надеть на прогулку это платье. Скоро наследника должны показать народу, — послышался голос слуги.

Мрачные служанки внесли манекен, покрытый черной тканью. Его торжественно установили передо мной. Черная ткань соскользнула вниз. Платье засверкало стразиками. Я уныло посмотрела на это подобие на бриллианты. Стекляшки сверкали, платье шелестело, я вздыхала.

На нянях принято экономить. Но няни должны быть вежливыми. Даже, когда им дарят просроченные конфеты.

— Миленько, — подняла бровь я, глядя на блестяшки и вышивку.

— Мы так и передадим его величеству, — произнесли служанки, исчезая за дверью.

Меня больше волновал наследник. Он явно температурил. Слюна текла Ниагарским водопадом из пушистого ротика.

Я подняла его на руки и поняла две вещи. По подолу обычного платья стекало целое состояние. Хныканье сменилось ревом. Белуга по сравнению с ним не ревела, а тихо поскуливала.

— Тише, мой маленький, — качала я малыша и шуршала. — У тебя просто зубки режутся. Потерпи, мой сладкий…

На меня посмотрели выразительно. И стошнили в знак протеста. Прямо на мою грудь. Я сняла платье и бросила его в ванну. Оно не долетело и превратилось в половую тряпочку.

Я искала, из чего бы соорудить памперс. Маленький Везувий прорвало. По зрительным прогнозам, скоро затопит весь замок. И те, кто не успеют задохнуться — утонут.

Предчувствие, что апокалипсис начнется с моей комнаты, не покидало меня. Маленький сапер минировал колыбель. Я ползла за ним с остатками старого платья. Оставалось ставить табличку: «Проверено. Мин нет. Рядовая няня Виолетта».

Мне показалось, что я всю жизнь, кроме стояния в углу, убираю детские какашки. Кучки не собирались становиться реже. Они наоборот стали чаще. И редкий враг пройдет по минному полю чистый.

Если няню загнать в угол детским поносом, она превращается в разъяренного зверя. Мне казалось, что стоит моргнуть, как минимум две свежие кучки. Странно, но моргала я один раз!