— Постойте, ваше высочество! — умоляли служанки. — Нам пора менять…

Я прикрыла двери. Не умеют мужчины играть честно! Я, значит, честно все пересчитала. А тут…

Чтобы соблюсти торжественность момента я громко постучала. А потом открыла двери. Служанки, которые до этого момента ловили игривого колобка, сделали вид, что прибирают в комнате.

— Вот, решил прибрать. Ненавижу находиться в грязи, — послышался гордый голос.

— Иса капка не ам! — гордо сообщил мне пушистый восьмилапый колобок. Я поймала его на руки, спасая от невидимой голодной лисы.

— Молодец, защитился, — улыбнулась я, пытаясь распутать кокон из пеленок.

— И какой умник решил его закутать? — спросила я, срывая тугой шарик из тряпок. — Где эта светлая голова?

— Он замерз, — мрачно произнесло его величество, не роняя своего достоинства. Мне казалось, что его глаза видели Вьетнам. Так говорят про старых военных.

— Он лапу натер, — мрачно произнесла я, высвобождая пушистую попу от плена.

— Это было намного легче, чем я думал. В этом нет ничего сложного.

Риордан все еще сохранял достоинство и непререкаемый авторитет.

— Отлично! — обрадовалась я, сгружая пушную шапочку папе на руки. — Еще часик посидите, чтобы я закончила расчеты? Просто у вас там недостача ого-го. Я остальные документы проверю. Я рада, что вам легко удается справиться с малышом. Одну минутку!

— Нет! Поигрались и хватит, — остановил меня ледяной голос.

— Может, все-таки признаете, что сидеть с ребенком не так просто? — миролюбиво улыбнулась я.

— Нет, — заявил упрямец. — С чего я должен это признавать? Ничего сложного в этом нет.

— Когда рядом суетятся служанки, — ядовито заметила я, шумно втянув воздух. Я злилась на его упрямство. — А я одна справляюсь.

— Ты — женщина. В тебе это заложено, — твердо произнес Риордан. — В мужчинах этого нет.

Мне срочно требовался танк, чтобы сдвинуть его упрямое величество с его точки зрения. Что с ним? Я его обидела? Он сам согласился.

Мы вышли за двери. Я с нетерпением отличницы ждала, когда проверят мою работу. Закусив губу, я предвкушала удивленное лицо.

Дверь открылась передо мной. Возле стола стоял слуга-надзиратель.

Я гордо протянула листок.

— Здесь недостача. Я все перепроверила, — заглянула я через плечо. Пушистая шапочка чуть не свалилась на бумаги. Но повисла на моих волосах. А потом шустро взобралась наверх.

— Ерунда, — послышался ледяной голос. Слуга стоял возле стола и кивал.

— Не может быть! — возмутилась я, но осторожно.

— Если я сказал — ерунда. Значит, ерунда, — ледяной взгляд смерил меня.

Я вздохнула, понимая, что спорить бесполезно. А быть няней для наследника и репетитором по математике для короля, я не потяну.

— Отнеси приказ. Я его только что подписал, — послышался холодный голос. Слуга принял из его рук бумажку. Скрючившись в поклоне, он двинулся к двери.

Дверь закрылась. Прошло минуты две.

— За мной, — негромко произнес Риордан. Я обиженно поплелась за ним.

— Обиделась? — послышался голос надо мной. — Придется привыкнуть.

— Вы сказали, что все это ерунда, — усмехнулась я, осматриваясь по сторонам.

— Нет. Ты абсолютно права. Я сам не первый раз такое вижу. Приказ казнить, я уже отдал, — слышался голос. Я старательно отводила взгляд.

— Тебе придется понять одну вещь. Король — это непререкаемый авторитет. Король не имеет права на ошибку. Как только король допускает ошибку, его авторитет падает. Его слово обесценивается, — слышался спокойный голос.

— Понимаю, — я опустила голову. Шапочка жевала мои волосы.

— Поэтому главная задача короля — сделать так, чтобы его ошибки не были видны. Одна моя ошибка — нанять няню из местных, чуть не стоила вам жизни. Пошли слухи. Пришла смерть, — слышался голос. — Придворные умеют молчать. Я дал понять, что разбираться не буду.

Паукан сопел и смачно чавкал моей шевелюрой.

— Мне пришлось убить половину замка, чтобы вторая половина научилась держать язык за зубами, — прозвучали страшные слова. — Удивлена? Мой дед делал тоже самое. И теперь все уверены, что я — обычный человек.

Я вздохнула, рассматривая узор на ковре. Теперь я понимала, как была неправа.

— Люди ненавидят арахнидов. Для них это что-то мерзкое и опасное. Мой дед приказал уничтожить все упоминания про арахнидов. Чтобы люди представляли нас уродливыми пауками. Чтобы у людей и в мыслях не промелькнуло, что мы умеем принимать их облик, — произносил негромкий голос, растворяясь в пустоте комнаты.

С меня чуть не свалился сонный и уставший наследник. Он ерзал, пытаясь устроиться на моей голове. В самых страшных снах няни им снятся дети, которые умеют бегать по потолку и садиться на голову.

— Я вынужден притворяться человеком. Мой сын вынужден будет притворяться человеком. Скоро придется показать его людям. Ты должна приучить его принимать облик человека.

Я кивнула, осторожно снимая пушистую попу с головы. Во избежание всяких приятностей, я по стеночке поползла к двери. Не поднимая глаз.

— Я долго думал, что чувствую к тебе, — послышался задумчивый голос в спину.

В такие моменты в фильмах героиня обычно замирает сусликом. Она тревожно смотрит в неведомую даль отношений. Словно пытается высмотреть там белое платье и два кольца. Взгляд у нее глупый и растерянный. Словно помимо колец и пеленок она видит горы немытой посуды, стоячие носки и скромный букетик цветов два раза в год: «На. С праздником!». И сквозь все это она пытается разглядеть великую любовь.

Я сейчас ничем не отличалась от прозорливой героини. Для которой любовное откровение всегда является сюрпризом. Как будто до этого мужик лежал бревном, не подавая никаких признаков заинтересованности. А тут на тебе! Ожил!

— Мне все равно, — тихо произнесла я. И стиснула зубы.

— Если бы было все равно, то ты бы уже ушла, — послышался голос за моей спиной. — Я ненавижу тебя.

— Я тоже не питаю к вам симпатии, — произнесла я, делая глубокий вдох для храбрости.

— За твои глаза. За твои волосы. За твои губы. За то, что во мне просыпается чудовище. И мечтает о тебе. За удушающие видения. В самый ненужный момент, — произнес голос. — Оно пытается соблазнить меня тобой. Чтобы я поддался искушению.

Я решила не задерживаться в оплоте чудовищной любви и обожания. Наследник тихо сопел у меня на руках. Он очень устал за день. Я тоже.

Я уложила малыша в колыбельку. Заботливо накрыла одеялом. Пощекотала пушистую лапку. Доползла до кровати. И рухнула в подушки.

Говорят, няни спят чутко. Но как убитые. Всегда существует вероятность, что шаловливые пальчики найдут розетку. Любопытные ручки покрутят газовые вентили. А веселые ножки ловко заберутся на подоконник. При этом гора игрушек останется нетронутой.

— Что?!! — проснулась я внезапно. Вскочила. Заморгала. Сердце внутри устроило бешеные скачки. Наперегонки с нервной системой.

Утро светило солнцем в узкое окно. В центре комнаты сидел паукан. Он был задумчив и сосредоточен.

Его взгляд был скорбен и отрешен не по годам. Словно, он уже видел жизнь. И сейчас достанет бутылку, привалится рядом и спросит. В чем смысл жизни, няня! Ой, то есть «выпьем с горя, где же кружка»!

На столе стояла тарелка со свежей кашей. Я попробовала ее. Ее мог есть только тот, кто до этого питался березовой корой и хрустел сосулькой на морозе. Ему кашка показалась кулинарных изыском.

Я распробовала ее. Хотя, нет. Не покажется!

В последнее время паукан и каша соблюдали законы мафии. Я тебя не трогаю. И ты меня не трогай!

Я проверяла все. И не могла понять, что случилось! Что-то не так!

— Ипу-у-усий слу-у-усяй! — простонал паукан, поворачиваясь ко мне попой. Из попы торчало что-то белое.

Он скукожился. И стал еще задумчивей.

Я подскочила, едва не сбив манекен с платьем. «Ыыыыых!», — выдал паукан. Белое в попе пошевелилось. Теперь я точно знала, что это «что-то» цвета моих поседевших волос.